Поскольку на родителей и детей может быть оказано моральное давление со стороны общества, имена большинства героев статьи по их просьбам изменены.
Также следует обратить внимание на то, что показания многих родителей — в особенности по поводу обогрева палаток — имеют значительные расхождения и противоречат друг другу. Это может быть связано, в первую очередь, со стрессовым состоянием, в котором находятся родители и дети, с чьих слов герои статьи описывают обстановку. Редакция не может быть уверена в том, насколько отдельные детали рассказов родителей соответствуют действительности.
Татьяна и Наталья
их сыновьям по 10 лет, они отдыхали в 10 отряде в одной палатке №4
По наиболее распространенной на данный момент версии, пожар начался в 16 палатке.
Почему вы выбрали для отдыха детей лагерь «Холдоми», что вы о нем знали?
Татьяна: «Холдоми» — это очень популярное место, многие знакомые семьи туда отдавали своих детей, некоторые два года подряд. То есть детям этот лагерь нравится.
Организация отдыха в этом лагере, я думаю, лучшая не только в городе, но и в крае. Дефицит путевок сам за себя говорит. Путевки-то на эту смену аж зимой оформлялись.
Почему в палатках? Потому что вообще жить в палатках для детей это круто, они там повзрослеют, для них это такой элемент романтики.
Я где-то видела комментарии, мол, да как можно в 21 веке детей отдавать в такие условия. Давайте тогда в 21 веке дадим каждому телефон, и ему будет нужен всего один квадратный метр. Мы как родители заботимся о том, чтобы у детей появилась самостоятельность, элемент приключений.
Наталья: Я в свое время сама ходила в походы, мы жили в тряпичных палатках, на костре готовили. Когда я пришла в этот лагерь, была приятно удивлена: душевые, туалеты, умывальники. Дети радовались, такой позитив был.
То есть когда вы привезли детей в лагерь, вы видели где и как будут они размещены?
Татьяна: Конечно, мы приехали, познакомились с нашими вожатыми, долго гуляли. Все осмотрели, все очень комфортное, не было никаких сомнений по поводу того, куда привезли ребенка.
Наталья: У меня сын был в разных лагерях, в школьных, в городских. Он оттуда по три раза в день звонил. А тут двое суток ребенок почти не звонит, только вечером. И то коротко: «Ой, мама, все клево, очень сильно заняты, нам тут некогда, мы вот сейчас чистим зубы и ложимся спать». То есть им даже позвонить некогда. В любом другом лагере первые два дня это нытье, родители крепятся, период адаптации, а на «Холдоми» дети сразу вливаются.
Когда вы приобретали путевку, уточняли, как будет отапливаться палатка?
Татьяна: Меня этот вопрос вообще не интересовал, у меня ребенок не мерзнет. Я сама походный человек, мы живем на море, в палатках. Сын говорит, ему не было холодно.
Наталья: И меня так же. Мы с июня ставим палатку на берегу Амура и ночуем в ней. И на море живем.
После событий вы спрашивали, чем обогревались палатки?
Наталья: Естественно. Сын говорит: «Как дома у нас, маленький „дуйчик“». Спросила, кто его включал и выключал. Он ответил, что вожатые приходили, забирали телефоны на ночь, выключали свет и все остальное.
Татьяна: Мой сын рассказал, что вечером они приходили к палаткам, вожатый включал обогреватель. Они умывались, потом ложились спать — вожатый забирал телефоны, выключал обогреватель. Забирал он его или нет — я не знаю.
От кого и как вы узнали о случившемся?
Татьяна: Нам позвонил вожатый Леонид в полпятого утра: «Вы знаете, у нас тут произошло ЧП, с вашим ребенком все в порядке, но у нас случился пожар, мы не можем здесь держать детей, нужно всех забрать».
Муж почему-то решил, что столовая сгорела, детей негде кормить, а скоро завтрак. А потом позвонил сын и сказал: «Мама, у нас тут сгорели палатки». И сказал так спокойно, не было ни истерики, ни слез. Мы спокойно едем туда. А когда приехали, конечно, охренели. Зашли туда, спокойствие полнейшее, ни разговоров никаких, ни криков.
Наталья: Мне ребенок позвонил в пять утра. Мы только успели выехать — и позвонил вожатый.
Вы приехали, пожар уже потушили?
Татьяна: Мы приехали где-то в полшестого, все было потушено, детям было тепло, они одеты, все с одеялами, хихикают, играют, их вожатые развлекали.
Дети как-то описывали события этой ночи?
Татьяна: По дороге рассказывал:
«Мы легли спать, как обычно, потом вбежал [вожатый] Лёня, так заорал, что мы чуть с кроватей не попадали».
Их вывели, построили, всех пересчитали, повели наверх, в трусах, босиком выбежали, хрен с ним, простуда в данном случае это самое меньшее горе, дали футболки тем, кто голый выбежал. Детям там не распространяли ничего ни о пострадавших, ни о погибших. Мы и дома это не обсуждали, мой ребенок до сих пор не знает, сколько погибших. Он вообще говорит «Мам, у нас смена не закончилась, сейчас там палатки поставят новые, поедем обратно в лагерь».
Наталья: Ребенок, когда это случилось, приехал домой и сказал мне:
«Мам, большое спасибо вожатым, ведь мы действительно там все могли помереть».
Понимаете, так быстро вывести такое количество человек… Сын говорит: «Они так кричали, наш вожатый голос сорвал, когда бегал по палаткам, нас искал и забирал». Действительно, вожатым низкий поклон.
Наш сын, конечно, знает о жертвах. Потому что с тем мальчиком, который погиб, они вместе занимались теннисом.
Татьяна: Я читала уже где-то в соцсетях, кто-то пишет, что вожатые не жили с детьми. Фигня! Палатки вожатых стояли рядом, прямо в их ряду.
Наталья: Да и в стационарном лагере вожатые не живут с детьми в одних помещениях.
Татьяна: Главное, что они были на территории палаточного городка.
Как дети себя чувствуют?
Татьяна: Нормально. Нам звонили из поликлиники, спрашивали, нужна ли помощь. Вероятно, есть дети, которым нужна помощь, все равно завязались какие-то контакты, элемент переживания. У моего конкретно нет, ему все понравилось, он хочет в этот лагерь.
Но, оказывается, пока меня не было приходила дежурный врач. Зашла, осмотрела его, легкие послушала, опросила.
Наталья: Звонили из детской поликлиники, к которой приписаны. По списку, видимо, всех обзванивают, спрашивают, есть ли ожоги, надышался или нет. Настоятельно просят прийти на осмотр. Но смысла нет, я вижу по ребенку, что все в порядке.
Когда вы приехали забирать детей, с вами разговаривали психологи, следователи?
Татьяна: Нет, но я видела, что полицейский за столом какую-то девочку под запись опрашивал.
Наталья: Просто написали заявление, что забираем ребенка в связи с исключительным случаем, и уехали.
У вас есть какие-нибудь предположения о том, чья вина в произошедшем, из-за чего это случилось?
Татьяна: Мне кажется, это может случиться в любом месте, не только в палатках. И в домике такое может случиться. Уж если в двухэтажном корпусе бежать долго, то в палатке, мне кажется, даже эвакуация проще. Вышел — и уже все, ты на улице.
Я сейчас на эту тему много читаю. Статистика такая: в прошлом году в организованном отдыхе [в лагере] погибли два ребенка, а в неорганизованном [с родителями] 492. То есть нельзя говорить о том, что дети железно охраняются своими родителями, что в лагерях такая беда, что там опасно.
Мне кажется, есть вот такой его величество случай. Садишься в самолет, тоже думаешь, что он технически исправен. А потом бац — и братская могила. В Шереметьево сколько самолетов разбилось — никому же не приходит в голову не летать из Шереметьево.
Но понятно, что виноваты взрослые. Это детский отдых. Мы все равно, как ни крути, несем за них ответственность. То есть, если ты непосредственно спичку не подносил, не причастен, это не говорит о том, что ты не виноват.
Наталья: Пишут, что палатки были очень близко поставлены, но, по-моему, это не является показателем.
Татьяна: Жалко же не палатки. Погибли дети именно в очаге возгорания, а там хоть 10 метров, хоть 20. Очаг возгорания остается один и тот же.
Так что у нас противоречивые впечатления. Но мы понимаем, что это у нас все хорошо, с нашими детьми ничего страшного не произошло. И мы же сейчас разговариваем с позиции родителей, чьи дети спаслись — не тех, кого это трагедия коснулась напрямую.
К разговору подключается Владимир, его дочь ранее отдыхала в лагере «Холдоми».
Владимир: Но в то же время нельзя считать злодеями двух людей [речь о двух арестованных руководителях — директоре лагеря Максиме Кузнецове и владельце «Холдоми» Виталии Бурлакове].
Я-то лично знаю [директора лагеря] Максима Геннадьевича [Кузнецова]. Он же сколько работал в лагерях, 20-30 лет? Он всю жизнь с детьми, это не просто так люди с улицы. Я не оправдываю никого, но и нельзя выставлять кого-то злодеем. Виновата, на мой взгляд, система, все мы.
Татьяна: Роспотребнадзор разбирается исключительно в вопросах Роспотребнадзора. МЧС очень глубоко разбирается в вопросах МЧС. Пожарные — в пожарных делах. То есть, каждый специалист в своей сфере. А предприниматель — он исполнитель, он как знал, так и сделал, но его должны проконтролировать. Он не может разбираться сразу во всем. Он их попросил: я лагерь делаю, помогите мне как специалисты, скажите, что я делаю неправильно, дайте рекомендации. А они ему все разрешили. Получается, что все разрешения есть, а теперь они говорят: мы не знали [про палаточный лагерь]. Я не верю в это, что не знали, вот прям не верю. Лагерю не первый год. И палатки — они и в договоре у нас есть.
Ольга
мама 13-летнего мальчика из 14-го отряда, палатка 19
Как вы узнали о лагере, как ваш ребенок попал туда?
О лагере мы давно знаем, у меня все знакомые туда ездят, все довольны. Три семьи я знаю, которые туда ездят уже два года подряд. Отзывы хорошие. Путевку предложили на работе.
Вы знали, что путевка была именно в палаточный лагерь?
Конечно, да. И в путевке было обозначено, что это палаточный лагерь. Очень хотели именно туда, очень ждали. Приехали туда с маленьким ребенком — он тоже хотел остаться, но в силу возраста нельзя.
Прежде чем оставить ребенка вы осматривали место размещения?
Конечно. Мы специально приехали первыми, чтобы занять самое хорошее место в палатке. Пошли погуляли, пока ребенок обосновался. Вернулись — в палатке с ним уже был вожатый. Осмотрели все, оставили ребенка и уехали.
Я постоянно его мониторила, у меня ребенок впервые был в лагере. Думаю, я ему даже надоела. Все хорошо было.
Когда осматривали место, ничто не вызывало опасений?
Нет, мне самой там хотелось остаться. Мы с мужем обсуждали это, я говорила, что мне бы сейчас вернуться [в прошлое]… Я сама два раза отдыхала в лагере — и в деревянных корпусах в «Корабеле», и в «Дельфине». И поэтому мне палаточный лагерь очень даже понравился. Не было никаких плохих мыслей. Я посмотрела, что там подведены водяные батареи.
Вопросы об отоплении палаток вы тогда никому не задавали?
Абсолютно нет. У меня ребенок не мерзнет, поэтому такого вопроса не возникло.
В первые дни вы созванивались с ребенком, каким было его отношение к отдыху?
Мы созванивались в первый день, я спрашивала про питание, как кушает, куда ходит. После первой ночи он мне рассказал, что к ним палатку (их в палатке было шестеро) всю ночь ходил вожатый и проверял их.
Во вторую ночь — спасибо вожатым, что быстро среагировали. У меня муж уже как зацикленный каждый вечер об этом говорит.
Как грелись ночью, когда было холодно, сын рассказывал?
Полторы ночи переночевал, ничего, под одеялом спал. Никакой [тепловой] пушки в палатке не было, это определенно и точно — я у ребенка специально спрашивала.
То есть никаких обогревательных приборов не было вообще?
Нет, абсолютно.
Только эта батарея?
Да, я спрашивала, греет ли батарея, он ответил, что да.
Я спрашивала, откуда пожар начался, и он говорит, что у них ничего опасного в палатке не было.
Каким образом, от кого и когда вы узнали о случившемся?
В 4 утра с копейками зазвонил телефон. А мне сейчас почему-то часто звонят — предлагают всякие кредиты. Поэтому в пятом часу я не ответила. Но разум взял свое: мы перед отъездом из лагеря фотографировали номера телефонов вожатых, я проверила — это был телефон вожатого. Залезла в WhatsApp, у ребенка еще странная реакция была такая. Я накануне писала сыну: «Антон [имя изменено], ты домой не хочешь?» И в три часа ночи [уже после пожара] от него пришел ответ: «Немного».
Я позвонила вожатым, была плохая связь, не смогла дозвониться. Позвонила сыну, спрашиваю, что случилось. Он так ответил: «Да ничё, палатки сгорели». Его реакция была прям ровная.
Мы приехали, забрали его. Я спросила, осматривали ли его медики и психологи. Он ответил, что осматривали, что все в порядке. Мы написали заявление [о том, что забирают ребенка], увезли его, приехали домой, он лег спать, потому что устал. Всё.
В этот же день я с ним разговаривала, меня больше волновало, видел ли он что-то страшное, что могло отложиться в психике, или нет. Он сказал, что абсолютно ничего не видел, ничего не слышал, никаких криков, вывели их очень быстро: «Вожатый зашел, нас всех поднял, и мы вышли».
От моего ребенка даже не пахло гарью. Вещи, в которых был, тоже в порядке.
У ребенка сейчас какое состояние?
Хорошее состояние. У мамы плохое, у него хорошее. Из-за того, что я мама. А он в порядке.
У вас есть какие-то предположения о том, из-за чего все это произошло?
Честно, не могу сказать. Я трезво рассуждаю, не люблю догадок. Пока точно никто ничего не скажет, я не хочу никаких домыслов. Потому что — я просто не знаю.
К аресту руководства Холдоми как относитесь?
Мне, честно, жалко людей. Лагерь хороший очень. Мои дети на следующий год опять собираются в этот лагерь — дай бог, чтобы он работал. Никаких негативных эмоций у меня нет абсолютно.
Мы когда привезли ребенка в лагерь, руководство было на месте, было очень внимательным, хорошо относились к детям, разговаривали с родителями. Все было хорошо.
И в моем окружении ни у одного человека нет негатива, как сейчас пишут: «Хоть бы посадили их, всех порвать, всех расстрелять…» Нет такого.
Анастасия
мать 10 летнего мальчика из 11 отряда, палатка 17
Расскажите, как ваш ребенок попал в лагерь.
Мы приобрели путевку. Не могу точно сейчас сказать, когда, крайний платеж мы вносили в мае. Мы сразу выбирали палаточный городок, потому что с мужем придерживаемся того, чтобы было что-то спортивное, интересное и не банальное. Тем более у нас было видео о том, как палатки выглядят внутри: хорошие, кроватки нормальные стоят, не раскладушки, тумбочки есть. Нас это устроило.
Место размещения вы как-то осматривали, когда привезли сына?
Нет, на месте сами палатки мы не смотрели, нас устроило то, что было на видео нам показано, какие палатки, как они располагаются, где они находятся территориально, что рядом есть душевые, умывальники, туалеты.
Вопросы отопления на случай, если будет холодно, обсуждались?
Нет. Ну, опять-таки по видео было ясно, что есть батареи. Там ходил мужчина, показывал: «Вот стоят батареи, у нас они там». То есть, они прям обычного вида. У меня этот вопрос почему-то отпал полностью.
От кого, во сколько, каким образом вы узнали о произошедшем?
Позвонили нам в 4:45 утра. Я не знаю, может, это были вожатые, либо кто-то из девочек, явно это был кто-то молодой, голос организатора или кто там еще были. Причем информация изначально была так подана, сказали: «У нас тут небольшое ЧП, случился небольшой пожар» и говорят дальше: «Вам нужно приехать, забрать сына домой».
Я как родитель понимаю, что если бы было что-то страшное, то сказали бы по-другому, и когда тебе говорят «небольшое ЧП», я уточняю: «Нам нужно это сейчас сделать?» Говорят: «Да, детям негде разместиться, поэтому сейчас», я говорю: «Все, хорошо», кладу трубку. Тут до меня начинает доходить информация, что я даже не услышала своего ребенка. Начинаем звонить сыну, он недоступен, тогда уже начало доходить, насколько там масштабно все может быть.
Перезваниваем, девушка дала трубку ребенку, мы спросили: «У тебя все хорошо? Ты обжегся или нет?» Он сказал: «У меня все нормально». И мы поехали.
На место вы приехали во сколько?
Не знаю, в 5:25, наверное. Мы ехали очень быстро.
Полиция, скорая, пожарные, спецслужбы: кого-то вы там увидели?
Скорых там не было. Но у меня у самой медицинское образование. Я у ребенка спросила: «Вас всех осматривали медики?» Он сказал, что их не всех осматривали, в частности, моего ребенка не осматривали. Я понимаю, что физически у него не было никаких повреждений, он не обжегся, но мог наглотаться дыма. Я дома за ним наблюдала, осмотрела дыхательные пути. Не знаю, не могу вспомнить по поводу пожарных машин.
Полиция вас опрашивала?
Нас не опрашивала, но там было достаточно много полицейских, кого-то опрашивали, кого-то не опрашивали. Мы просто написали заявление, что забираем ребенка в связи с пожаром, и все.
Психологи с ребенком на месте тоже никак не взаимодействовали?
Насколько я поняла, к ним подходили, спрашивали, но он сказал, что у него все нормально. Также про врачей было, то есть, к ним подходили, спрашивали: «Вы себя нормально чувствуете? Есть ли какие-то жалобы?»
Физическое и моральное состояние ребенка вы сейчас как оцениваете?
Физически нормальное. А моральное… Я сейчас еду на консультацию, потому что я понимаю, что в первый день он был вообще молчалив, мы его смогли разговорить только, наверное, в районе обеда, после обеда, когда он начал рассказывать, его там накрыло. То есть, он нам рассказывал, рассказывал…
Он очень сильно переживал за мальчика Лешу, потому что это мальчик из его палатки, он очень переживал, что это он его не разбудил, он не вывел его [10-летний Алексей Мартыненко сильно пострадал от огня и позднее умер в больнице — прим.ред.]. Он это сказал, вроде бы, он это отпустил, но при этом он говорит: «Я не хочу об этом говорить с бабушками, с дедушками»… Кому-то, в общем, рассказывать он это не хочет. Я просто понимаю, что это может во что-то вылиться дальше. Поэтому решили, что надо все-таки проконсультироваться, чтобы знать, как ему помочь, если возникнет такая необходимость.
На данный момент ничего такого сверхъестественного в поведении не наблюдается, но один раз он расплакался сильно:
«Я теперь боюсь, вдруг произойдет то же самое, но только там будут не посторонние люди, а там будете вы, и вы погибнете».
Он прям расплакался, очень сильно разрыдался. Я не могу сказать, что у него на данный момент есть какие-то сверхъестественные отклонения в поведении, но я думаю, что травма есть. Он просто сам по себе такой, сдерживает эмоции, пытается нас пощадить, не рассказать что-то.
Вы сейчас обращаетесь к частному психологу?
Нет, вот которое пришло объявление по поводу бесплатной группы поддержки, и вот сегодня крайний день, когда для родителей консультация общая.
Как он описывал происходившее ночью?
Он проснулся, как он сказал, примерно в час ночи — но я не могу достоверно сказать, потому что время он точно не посмотрел, но у него возникло ощущение, что он спал не долго. Проснулся, увидел там огонек красный, ему сначала показалось, что это лампочка светит. Потом он понял, что это не может быть лампочка. По запаху дыма понял, что это пожар, начал будить своих мальчишек, которые были у него в палатке, всех вывел. То есть, он понял, что с одной стороны палатки, где жарко, дымно, судя по всему, уже огонь, и они выбежали в другую сторону. Он выбежал в одних трусах.
Там было два выхода?
Да, в палатке было два выхода.
То есть, можно было выбрать или один выход был закрыт?
Я не знаю, я думаю, что они туда даже не пошли, в ту сторону. Но тот, который был со стороны пожара, он был центральный, основной, и они туда не пошли, потому что с той стороны было жарко, дымно и так далее.
Они пошли в другую сторону, они выбежали все, он выбежал в одних плавках, без ничего, без обуви, без футболки, без телефона, без ничего. Выскочили, он очень сильно кричал, будил мальчишек, они выбежали, тоже начали все кричать, увидели вожатого. И вожатый им показал путь, немножко их проводил, просто показал направление куда бежать. Все было в дыму, все горело, они мимо этого всего бежали, потом их отвели на спортивное поле. Как он сказал, они достаточно долго там стояли, ждали, пока всех собрали, пересчитали. И только потом их отвели уже в штаб.
Но, пока они стояли возле палатки и кого-то звали, пока вожатый их не увидел, он видел девочку:
«Я видел, как девочка стояла в шоке, обгоревшая достаточно сильно; у нее уголек на ноге еще тлел, волосы были обгоревшие, она стояла в шоке, не могла даже пошевелиться. Видел, как вожатые из палаток кого-то вытаскивали».
То есть, он это все видел. Потом он очень долго переживал за Лешу, потому что он проснулся первый, он начал всех будить и всех выводить, он боялся, что он Лешу не разбудил. Он говорит: «Может быть, я не сильно кричал, потому что я не побежал до конца палатки, и он не проснулся». И он из-за этого очень сильно переживал, потом он говорит:
«А, может, все-таки он вышел в туалет, и его вообще не было в палатке…»
Какие-то попытки тушения он видел?
Я не спрашивала. Для него было впечатлением еще, что они стояли на стадионе, то есть, это уже за двумя зданиями, но они видели такое зарево, что он говорит: «У меня было такое ощущение, что это девятиэтажный дом огромный красный, все горит. Красное зарево, облака, небо, все горит».
Однозначно было шоковое состояние, потому что, как он рассказывает, насколько его там трясло. А потом днем я как-то его спросила: «У тебя что, горло болит?» А он говорит: «Мам, я так кричал, конечно, у меня горло болит». Сейчас лечим горло.
А потом они сидели, ждали, пока всех заберут. Ему показалось, что очень долго ждали, пока мы приедем, он боялся, что мы вообще не приедем. Он говорит: «Я же не знал ваш номер телефона на память, а все, что было, там сгорело в палатке, и я боялся, что вы за мной не приедете, вы не узнаете, вы не приедете, я тут еще останусь».
Сейчас много пишут в соцсетях: как можно было ребенка отдать в палатку…
Я в корне не согласна! Я тоже прочитала целую кучу того, что я тоже оказывается какой-то асоциальный родитель, но у меня совершенно другое отношение к этому. Не вижу ничего плохого, я тоже переживала сначала за то, что там может быть, не того уровня или еще что-то. Но, даже первый день, когда он приехал, когда он начал общаться, причем он сам выбрал ехать на автобусе в лагерь, чтобы уже познакомиться с кем-то. Он был очень доволен, он там говорил: «Мам, мне некогда разговаривать, мы пошли туда-то, нам там весело, у нас там вечером то-то». В этот день, я так понимаю, у них был костер вечером, пионерский большой. То есть, им было здорово, мальчишки были все хорошие, он там со всеми познакомился. У меня не было к этому никаких претензий.
У вас есть какие-то суждения о том, чья вина в произошедшем? Какие-то слабые места в организации…
Какие тут могут быть суждения? Нет.
Слабые места по поводу вентиляторов, да. У него же вся одежда сгорела, все вещи, поехали вчера новое покупать. Ходили по магазинам. Идем мимо прилавков, он говорит: «Вот такие у нас вентиляторы-обогреватели стояли». Банальная ветродуечка маленькая, которая вот пластиковая. Конечно, это недопустимо.
А он рассказывал, как эти ветродуйки оставляли в палатке?
Да, их оставляли на ночь. Первую ночь они работали всю ночь, а выключали их утром.
А кто включал? Кто оставлял на ночь?
Ну, вожатый, наверное. Я честно не уточняла этот вопрос. Он говорит: «Нам наоборот утром выключали». Наверное, потому что их днем нет в палатке, они заняты — «А на ночь нам оставляли». Я еще в первую ночь удивилась, говорю: «Вы там не замерзли ночью спать? Пижаму надень, если что». Он говорит: «Нет, мы не замерзли». И мне не пришло в голову спросить, что там за обогревали, а потом он сам нам это рассказал. Когда мы с ним разговариваем, он говорит: «Наверное, обогреватель чем-то накрыли, обогреватель накрыли, что-то положили сушиться». Конечно, такие вещи недопустимы, они не должны быть в палатках, они не должны быть рядом с детьми, они не должны быть без присмотра вообще в любом случае.
Не могу сказать, кто мог халатно к этому отнестись. Когда начинаешь про это задумываться, у меня еще больше вопросов возникает к органам, которые принимали лагерь, проверяли. Я вообще не люблю читать соцсети по таким вопросам, но не знать, что там был лагерь — это бред, потому что все знают, что там есть палаточный лагерь, это априори так.
Как вы относитесь к арестам директора самого лагеря и владельца «Холдоми»?
Мне просто жалко всех этих ребят, это однозначно халатное отношение, в каких-то вещах попустительство, но жалко в том плане, что это бизнес, который развивался хорошо, который делал правда что-то положительное, потому что относительно лагеря я не слышала никаких отрицательных отзывов. Жалко чисто по-человечески. Понятно, должно быть наказание, нельзя не нести наказание за такое. Но что дальше будет происходить с «Холдоми»… Но всегда есть руководитель, главный человек, который обязан отвечать за это. Он брал на себя ответственность в любом случае, за то, что к нему приедут дети, нужно было продумывать все эти ситуации, что может быть холодно, у нас такое лето.
Константин
отец 13-летней дочери из 16-го отряда, палатка 1
Мы путёвку ещё в феврале купили, практически все путёвки были разобраны, то есть, мест очень мало оставалось.
А почему ребёнка именно в этот лагерь отправили?
Её одноклассницы туда ездили, они общаются, рассказывают что там весело, круто. Ну, он такой более современный. Тот же «Амурчонок», например, даже по фотографиям смотришь — старые деревянные бараки непонятно каких годов постройки, всё какое-то дряхлое, мрачное, а тут все новое, плюс ещё палаточный лагерь, жизнь в палатке. Жизнь в палатке — это же много народа, это круто, весело, такая детская движуха, поэтому она и хотела туда.
Сейчас многие в комментариях в соцсетях говорят: как можно было своего ребёнка в палатки отправить…
Вообще не смущало, дети сами хотели. Многие дети, которые ездили в коттеджи на второй-третий день сами просились перевести их в палатки, потому что там реально было веселее и круче. Пожить в деревянном домике можно и на даче на выходных. А когда живут в палатках, в более туристических походных условиях это круто. В наше время, когда были эти лагеря «Солнышко», «Космос», когда они еще работали, они все были однотипные — это деревянные бараки, палата на десять человек и, по сути, больше ничего, холодная вода в кране. А тут современные палатки стоят, мы их посмотрели, что за палатки, в интернете посмотрели. Там форум «Амур» проходил в таких же палатках, куча народа размещается, то есть они в принципе не пугали. У них там на улице сделаны умывальники, горячая и холодная вода, душевые, ноги мыть эти сделаны штуки, всё аккуратно, цивильно сделано, не вызывало никаких подозрений. Тем более он не первый год. Если бы они вот только его поставили и написали: «Мы вот поставили палатки, давайте детей» — мы бы засомневались. И вопрос был не в цене, вопрос был в том, что она сама хотела именно так, как и большинство детей.
Там двести человек в палаточном лагере, то есть желающих хватало. У дочери три одноклассницы в этой же смене были, они жили в домике. На следующее утро приехали, там в палатке два места свободных оставалось, они подходили к вожатым, просили, чтобы их из дома перевели в палатку.
Потому что, когда дети в домик заехали, живут они в комнате 3-4 человека, как в гостинице, только по коридору вдоль комнат ходить.
А тут — шаг из палатки и вот она вся толпа, движуха, кто-то через резинку прыгает, кто-то на скакалке, кто-то что-то рисует, кто-то мяч гоняет, то есть, весь движняк, эпицентр всего куража — это палатки, на самом деле.
Место отдыха вы осматривали перед тем, как отдать ребёнка?
Мы его осматривали. По интернету смотрели фотки, в офисе всё узнавали. Фоток была у них куча в инстаграме, видео во всех соцсетях они выкладывали.
А туда мы приехали на следующий день [после того, как в лагерь приехала дочь]. Прошлись с ней по лагерю, зашли в палатку. Она показала, где у них там что. Все было вполне адекватно.
Единственное, что теперь уже понимаешь, когда начинаешь всё сопоставлять, зная, что произошло — огнетушителей нет, палатки стоят близко, но они и на форуме «Амур», например, стояли близко. И проверки же тоже были, и перед форумом. Они давно уже стоят, то есть там в любом случае были люди, которые всё проверяли.
Ну если даже сам директор лагеря отправляет туда своего сына — это же о чем-то говорит. Если бы он знал, что там всё на грани, чуть что не так и там всё пыхнет — он явно бы туда сына не отправил, а отправил бы куда-нибудь в «Артек» в Крым. А он его со всеми детьми засунул туда же в палатку. Это о многом говорит.
А то, что все проверяющие вот так отнеслись… Обычный человек, мама, привозит ребёнка, смотрит, стоят ли палатки — стоят. Откуда она знает, как они должны стоять? Она уже будет основываться на том, что были проверяющие, они определили, что да, всё правильно, всё нормально. Они в инстаграме фотки ментов выкладывали, как те обходят лагерь, мол, да, нас действительно проверяли. Там фотография — целая делегация в форме на фоне этих палаток стояла. Простой человек не может знать, как оно должно стоять, из чего должно быть сделано, как оно должно быть правильно. И детям там очень нравилось на самом деле.
Вопрос обогрева палаток вы каким-то образом мониторили до происшествия?
Да, мы когда были в офисе, спрашивали: «Если вдруг будет холодно, что там будет?» Нам сказали, что там стоят стационарные батареи, там будет тепло. Когда мы к дочери приехали на второй день, спросили: да, было прохладно ночью в палатке, батареи вообще не оказалось, им поставили эту ветродуйку несчастную, у меня язык не поворачивается назвать её тепловой пушкой, потому что это не тепловая пушка, а хрень полная.
[Представители администрации «Холдоми» настаивают на том, что водными отопительными батареями были оборудованы все палатки без исключения.
Возможно, батарея оказалась незаметной из-за вот такой «обшивки», которая могла быть не приподнятой.]
Как происходил обогрев палатки, дочь рассказала?
Она сказала, вожатые принесли вечером включили, им самим их трогать нельзя было, вожатые включили, она там подула, палатку поднагрела, и ее забрали, утром её там не было уже.
Вожатые ходили, контролировали, чтобы на ночь все телефонные зарядки были выключены, чтобы строго всё было выключено, чтобы ничего нигде в розетках не торчало. Так же с ветродуйками, вожатые принесли, включили, выключили. Дети не должны были их трогать.
Каким образом вы узнали о происшествии, от кого, во сколько?
У нас второй ребенок маленький, поэтому мы на ночь звук отключаем. Дочь ночью звонила-звонила, жене звонила, писала сообщения, в WhatsApp голосовые отправляла, когда это происходило. Первое сообщение она отправила, по-моему, в 2:33. Она его отправила, когда их вывели на этот плац, стадион. То есть всех уже эвакуировали, пересчитали. Она отправила, мол, у нас катастрофа, что-то там, несвязные сообщения. Мы их прочитали только утром.
Я проснулся младшего вести в садик, беру телефон, а там куча пропущенных. Жена берет свой — а там тоже куча пропущенных. Звоним ей — трубку берет сестра жены. Они в Солнечном живут с бабушкой. Звоним — она берёт. Сначала вообще не поняли. Ну бывает, звонишь, кто-то не тот берёт, скинули. Ещё раз перезвонили — она берёт. Короче, дочь до нас не дозвонилась, а до бабушки дозвонилась, и бабушка с сестрой жены ее забрали ночью из лагеря. Мы собрались, малого отвезли в садик, поехали туда. Дочь спала, ей давали успокоительное, давление у неё было повышенное, всё равно там дыма надышалась.
Потом заехали на «Холдоми», посмотрели, что там было.
Дочь как описывает события ночи?
Ужасно она описывает события.
Она говорит, никаких взрослых она там не видела, всем занимались вожатые, потом она вожатых в санчасти уже видела, все они сидели запененные, с руками в ожогах, а пожарка уже приехала получается потом, позже, минут через 20, там по сути уже всё сгорело.
Она говорит, взрослые появились уже потом. Она общается со своей девочкой вожатой, та в панике. Она говорит, когда уже стали выводить, пацаны всех вытаскивали, а они побежали за медиками, ломились к медикам, дверь никто не открывал. Выбили стекло и тогда они только проснулись. Вожатых я не считаю взрослыми, это по сути дети, студенты. Почему там не было взрослых воспитателей? Насколько я помню, в детстве у нас они всегда были. В каждом отряде был свой воспитатель. Где они находились, почему не с детьми, тоже вопрос.
У дочери травм никаких нет?
Нет.
А эмоциональное состояние?
Ну, такое, хреновенькое, стресс, она ходит-ходит, со всеми общается, вчера сидела рыдала полвечера.
На ваш взгляд, из-за чего всё это произошло, на ком вина?
Те люди, которые должны были всё это проверить и выявить все недостатки, которые должны были быть устранены до заезда детей, в большей степени виноваты эти люди. Даже не директор лагеря. Не владелец лагеря, который установил палатки, сделал всё.
Грубо говоря, я предприниматель, я хочу сделать так, как мне нравится. Я сделал. Приехали люди, посмотрели: нет, так не положено, это не по ГОСТу, это не по нормам. Каждый объект открывается, его проверяет кто-то, те люди, специалисты, которые знают, как должно быть правильно. Расстояние, материалы, сертификаты. Вот эти люди, которые ходили, смотрели и ничего не увидели. Директор сделал, ему указали на недостаток, устранил, показал — да, всё нормально, можно запускать детей.